У истоков пастырского служения в местах лишения свободы стоял протоиерей Владимир Очеретяный, который сейчас служит в храме Святых апостолов Петра и Павла в городе Харцызске. Его путь к тюремному служению был, скорее, неожиданным, чем осознанно выбранным делом жизни. Владимир учился в Киевской духовной академии и готовился к преподавательской деятельности. Но все изменила очередная встреча со схиархимандритом Зосимой (Сокуром). Батюшка, пообщавшись с выпускником-академистом, предложил ему принять сан священника. Владимир согласился. И с 1996 года началось его пастырское служение. А так как недалеко от города расположена Ждановская исправительная колония №3, то отец Владимир стал посещать и заключенных. “Вначале трудностей, конечно, хватало, причем самых разнообразных, – вспоминает отец Владимир.- Но об одной стоит сказать особо. В Православии есть понятие “прелести”. Оно характеризуется тем, что человеку кажется, будто он достиг высот духовной жизни, он слышит голоса ангелов, ему якобы являются святые… Это крайне опасное состояние. Так вот, заключенные, которые стали посещать храм, часто рассказывали о различных голосах и видениях. Мне нужно было одернуть такого человека, но так, чтобы он не ушел, а остался в храме и при этом понял всю опасность такого состояния. Сейчас в этом отношении проще – сегодня в тюрьмах есть своя “православная традиция”, свои постоянные прихожане. Они-то и объясняют многое новоначальным.
В тюремных храмах я стараюсь бывать раз в две недели. Осужденных чаще причащаем запасными дарами. При каждом посещении напоминаю им, что необходимо молиться за тех, кто пострадал от их рук. По моему личному мнению, заключенные относятся к службе очень внимательно, они более усердны. Причем это не показное, искусственное усердие, а настоящее. Часто плачут на исповеди – хоть и “матерые” люди, но в некоторых ситуациях ведут себя, как дети. Это отчасти объясняется условиями, в которых они содержатся. Многие из них болеют, и этот груз (лишение свободы и болезнь) порой бывает очень тяжел. Заключенные понимают, что после выхода на свободу шансов начать достойную жизнь у них мало. Но они надеются на это. И здесь очень важна помощь и поддержка священника”.
Со сложностями в работе с заключенными столкнулись и другие священнослужители, которые по благословению Высокопреосвященнейшего Илариона, митрополита Донецкого и Мариупольского, несут послушание по окормлению лиц, находящихся в местах лишения свободы. “Мое служение в Мичуринской исправительной колонии №57 началось в “200”3 году,- вспоминает архимандрит Тихон (Кондрашов), настоятель храма Нерукотворного образа Христа Спасителя (г. Горловка). – Несмотря на то, что община уже была сформирована, люди, которые там находятся, чисто психологически не были настроены на общение. Они словно испытывали меня – доверять или нет, открыться или не открыться. Хотелось беседы между людьми, хотелось наладить диалог, а получалось так, что я говорил и не видел ответной реакции, я не знал, как воспринимают мои слова, принимают их или нет, понимают или не понимают. На это все нужно было немало времени, года три ушло и даже больше. Сейчас есть постоянные прихожане, но люди все время меняются, община обновляется, в нее приходят новые заключенные. Некоторые освобождаются, и связь с ними теряется, но многие из тех, которые вышли на волю, неоднократно приходили ко мне в приход, поддерживают отношения со мной, звонят. За время служения в этой колонии очень многие приняли Таинство Крещения, далекие от Церкви люди воцерковлялись и сейчас, после своего освобождения, стараются вести христианский образ жизни”.
“Крещение” недоверием проходили практически все священнослужители, и протоиерей Олег Алилуйко, настоятель храма Преподобного Иова Почаевского (г. Торез), не стал исключением: “Вначале меня воспринимали как “подсадную утку” мол, мы ему поплачемся, а он все начальству расскажет. Поэтому в беседах вопросы своих преступлений они мало затрагивали. Начиналось мое сближение с заключенными благодаря индивидуальным беседам. Это не была исповедь, скорее, отдушина какая-то. Кто-то спрашивал о том, как ему быть, когда жена от него ушла, как с детьми поступать, проблемы решать с родителями. А уже через полгода после таких посещений стали возникать вопросы об исповеди. Нам выделили молитвенную комнату, и тогда стали совершаться не только молебны, но и церковные Таинства. Заключенные много молятся, но не о себе, а о родных и близких. Очень часто они просят меня помолиться о тех, кто остался на свободе”.
Не следует также забывать о том, что тюремная жизнь отличается от обычной не только пространственной изоляцией, но также и тем, что на зоне свои распорядки, свои правила, которые обоснованы нормативными законодательными актами. “Трудности состояли в том, что подследственные, арестованные и осужденные находятся в полнейшей обособленности, воспрещено общение, и доступа как такового к ним нет, – поясняет протоиерей Сергий Дворянов, благочинный Артемовского округа, настоятель храма Иконы Божьей Матери “Споручница грешных” в Артемовском следственном изоляторе. – До суда они не могут общаться со священником. Эти люди находятся в особом напряжении, под гнетом ожидания срока, и, чтобы снять его, они прибегают к разным средствам, как два разбойника на кресте рядом со Спасителем – один хулил Бога, а другой Его прославлял.
Основная работа проводилась с осужденными, которые работают и обеспечивают условия для жизнедеятельности всего следственного изолятора. С ними нам удалось наладить контакт, но открыть душу и сердце заключенного очень сложно. Если в обычной жизни человек находится в озлоблении, не может найти общий язык с родным, людьми людьми. Вначале мы проводили беседы в столовой, позже была создана молельная комната, в которой стали проходить молебны, а также Таинства Исповеди и Причастия. Контингент постоянно меняется. Одни приходят, другие уходят. Люди, которые раньше, на свободе, соприкасались с Церковью, обращаются в веру, будучи в заточении. Те же, кто не имел подобного опыта, по-разному реагируют на слова священника: кто-то высмеивает православие, кто-то скептически воспринимает сказанное. Надо быть мужественным человеком, чтобы принять истину и стать на путь исправления, нужна храбрость, чтобы пойти на исповедь и приблизиться к Чаше. Образуется некий барьер между теми, кто ходит в храм, и их неверующими сокамерниками. Речь идет о подследственных арестованных, с ними намного сложнее.
Молебны проходят в том месте, где заключенные встречаются с родственниками, и выходит так, что и родные узников становятся участниками всеобщей молитвы. Это сложное послушание, все равно, что молиться на улице – поток людей большой, он меняется. Люди ведь очень разные! Среди родных тоже встречаются прихожане, они просят посетить их заключенного, побеседовать с ним. И если человек сидит по не очень тяжелой статье, то я могу его посетить, если же существуют сложности, тогда спрашиваю разрешение судьи. Во время таких встреч проходит исповедь, и по желанию заключенного прихожу во второй раз для причастия.
Ведь камеры тоже бывают разные, в одной сидят долгое время, в другой те, кому отведен меньший срок. Максимальный срок в этом следственном изоляторе – семь лет. Очень сложно находиться так долго в замкнутом пространстве, в маленькой комнате, люди заперты, словно в клетке. Поэтому порою в камере бывают весьма напряженные отношения, и любой вызов заключенного из камеры может породить сомнения, недоверие со стороны его сокамерников. Но тем не менее, я ставлю перед собой цель – сделать все возможное, чтобы эти люди стали на путь правды и больше не возвращались в тюрьмы. Вера в благодатную силу исповеди – это самое главное, что должен иметь священник при работе с заключенными, он должен научить их исповедоваться, покаяться”.
Пастырское служение там, где на мир смотрят через решетчатые окна, не имеет никаких четких указаний и инструкций. Во многом этому послужили годы запретов, когда все наработки священства в этой сфере деятельности были забыты.
Основой, незыблемой истиной, которой руководствуются священнослужители при работе с заключенными, является одна из важнейших заповедей Господа нашего Иисуса Христа – возлюби ближнего своего, как самого себя. Именно этого не хватает тем, кто находится в местах лишения свободы. Попав за решетку, человек испытывает сильнейшее эмоциональное потрясение, которое усугубляется тем, что с момента начала заключения несменными спутниками узника становятся грубость, жестокость и подлость. Порою это является поводом задуматься о своем жизненном пути, о поступках, которые были совершены, о том, зачем послан человек в этот мир, о его предназначении, смысле жизни, о Создателе и вере в Него, о том, что за каждым преступлением всегда следует наказание. Но иногда заточение заставляет человеческое сердце черстветь, изоляция словно вырезает из него все добрые чувства, и это верный путь к погибели, потому что такой человек всегда будет возвращаться в камеру. совершая новые и новые злодеяния.
“Специфика тюремной общины заключается в том, о чем когда-то сказал Иоанн Златоуст: тюрьма – это монастырь дьявола,- рассказывает архимандрит Тихон (Кондрашов). – Когда приходишь туда, понимаешь, что существует некая иерархия среди заключенных, сразу видно, у кого здесь больше полномочий. Это создает общий негатив, он довлеет практически сразу, как переступаешь порог колонии. Даже внешняя обстановка не выражает радости – колючая проволока, тяжелые железные двери. А ведь все это находится и на сердцах, и в душах людей. Многолетний опыт работы с заключенными позволяет мне общаться с ними не только вербально – становится понятен взгляд человека, его жесты. Бывает так: вроде и тянется он к свету, но что-то человек сам в себе закрыл, и пока он сам не постарается открыться, довериться, какие бы усилия священник ни прикладывал, невозможно это изменить. Молишься, чтоб заключенный исправился, проводишь с ним беседы, а перед тобой словно стена стоит. А бывает, что человек сразу доверяется священнику, открывает ему свою душу. Везде все индивидуально”.
Но замкнутость пространства не всегда идет во вред человеку, и заточение может быть спасительным для его души, оно словно возрождает в нем все то забытое, христианское, что было заложено Спасителем в каждого из нас. “Порою я ловлю себя на мысли, – продолжает отец Тихон,- что люди из прихода, где я служу, находятся в большем замкнутом пространстве, чем заключенные. Это проявляется в какой-то ограниченности своей воли, которая перерастает во вседозволенность, и человек, подчиняясь страстям и греху, перестает понимать, что такое свобода настоящая. Поэтому священнослужителю просто нужно нести свой долг и понимать, что он является апостолом, что он не просто проповедует, что он проповедует жизнь и любовь, он не должен быть свечкой без пламени, он должен быть свечкой горящей и отдавать этот свет, тепло тем, кто в нем нуждается”.
“Священник в работе с заключенными, прежде всего, сам должен быть искренним, – говорит протоиерей Олег Алилуйко. – Никогда не следует идти с заключенным на компромисс, и самому не стоит нарушать тех законов, которые положены для “зоны”. Вести себя нужно строго, без “заигрываний” с заключенным. Эта строгость должна проявляться не в вопросах жизненных, а в вопросах веры, чтобы они понимали, что это не игрушки какие-нибудь, ведь все серьезно. Если уж решил идти по этому пути, то нужно отбросить все сомнения. К примеру, сегодня по определенным причинам я не причастил заключенного, и на следующую Божественную Литургию он приходит более серьезно подготовленным, чем в прошлый раз.
Также не стоит заключенным указывать на их прошлые ошибки, они такие же люди, как и мы с вами, ну проштрафились, а с кем не бывает? В “моей” колонии находятся те, кто впервые попал в тюрьму, поэтому не стоит их сильно этим укорять. Когда вижу, что человек настроен получить назидание, наставление, тогда я стараюсь пожестче с ним говорить, потому что понимаю, он к этому готов, ему это нужно.
Заключенные – очень неплохие прихожане. В храме в честь великомученицы Анастасии Узорешительницы, где я несу послушание (Торезская исправительная колония №28), заключенные уже третью реконструкцию сделали, к Великому посту они должны закончить ремонт. Людей на свободе надо уговаривать, а тут они сами проявляют инициативу. Им хочется прийти в храм, который отвлекает их от серых тюремных будней. Они даже решили окна украсить мозаикой, чтобы не видеть того, что происходит за пределами храма. Есть среди них и те, которые приходят в храм по каким-то своим корыстным целям. Приходилось таким людям выносить порицание. И было не по себе от этого, ведь не знаешь, что от человека в ответ ожидать.
В православной практике за особо тяжкие проступки и прегрешения на того, кто их совершил, принято накладывать епитимью, средство духовного исправления. Основание для этого способа врачевания серьезных пороков человека святые отцы видели в Слове Божием, которое говорит о наказании как о конечном благодеянии в отношении согрешающего: “Наказания Господня, сын мой, не отвергай, и не тяготись обличением Его” (Прит.3:11); “Всякое наказание в настоящее время кажется не радостью, а печалью; но после наученным через него доставляет мирный плод праведности” (Евр.12:11). Но насколько уместно данное наказание для тех, кто сидит в тюрьме? “Само заключение и есть епитимья для узников,- говорит протоиерей Сергей Дворянов,- но это наказание не для озлобления, а для осознания. Время дано, чтобы проанализировать поступки и построить свою жизнь так, чтобы больше не оступаться. Но однажды в моей практике был случай очень тяжелой исповеди, разрешительную молитву я не прочел и благословил на то,чтобы заключенный читал пятидесятый псалом, только через полгода было совершено Причастие”.
Благочинный Енакиевского округа митрофорный протоиерей Владимир Згинник, опираясь на свой двадцатисемилетний опыт служения, говорит о том, что священнику до конца не понять душу заключенного, ведь он никогда не находился в подобных условиях. “Свобода и “зона” очень разнятся, и люди по-разному себя ведут, но нужно уметь подбирать слова, которые согреют человека, – рассказывает отец Владимир. – Тюремный опыт навсегда меняет человека, даже когда он выходит на свободу, мировоззрение его весьма отличное от тех, кто никогда не был за решеткой. Многие сталкиваются с унижениями и другими негативными моментами, а мы должны идти к ним с любовью, Богом, Крестом!
Люди попали за колючую проволоку, они отбывают наказание за свои совершенные преступления. Первая встреча со священником всегда будет настороженной с их стороны. Нужно найти к ним подход, и это самое непростое – каждый из них сидит по определенной судом статье, сроки наказания и степень тяжести вины разные. В Енакиевской исправительной колонии №52 находится более сотни человек, обреченных на пожизненное заключение. Это люди, которые убивали наших прихожан, насиловали, рвали на части, мучили, у них по несколько судимостей. Очень важно перебороть такую мысль в себе.
Помню, когда заключенные возводили храм, мы убеждали их в том, что ни один час, проведенный на стройке, ни один кирпич, положенный их рукой, не будут пустой тратой времени. Господь все видит. Мы проводили беседы всегда, как только выпадала возможность, даже на стройке находились с ними. Но очень сложно донести до каждого человека слово Божие, поэтому стали прибегать к помощи местного радиовещания, и из радиоточек такую ротацию слышали все без исключения. Очень важно дать им понять, что священник пришел не “отбывать” свое послушание, а что он действительно заинтересован в судьбе каждого заключенного. Равнодушию нет места в тюремном, да и не только в тюремном, служении. Эти люди тоже образ и подобие Божие, они тоже нуждаются в сочувствии. Ведь мы, верующие люди будем отбывать свое наказание на страшном судище, а они уже в тюрьме расплачиваются годами, проведенными за колючей проволокой, а некоторые в помещениях камерного типа.
Это несладко, особенно для тех, кто находится на пожизненном сроке. Камера небольшая, на восьми квадратных метрах живут четыре человека. Я был там – очень тяжело. Бесспорно, для них создаются нормальные условия: литература есть для чтения, и пища, даже мельница своя, даже своя пекарня есть. Поэтому на столах всегда свежий душистый хлеб. Только самого дорогого нет – свободы. А в Ждановской исправительной колонии №3 заключенные все, до последней мелочи, сделали в храме. С каким энтузиазмом они его строили! Заказывали колокола, церковную утварь, многие крестились и стали принимать участие во всех Таинствах Церкви, в наши дни возводят звонницу и крестильню.
И если уж священник взялся опекать заключенных, то он не должен их предавать, ведь они ждут его посещения, как на фронте ждут письма солдаты. Помню, как освящали часовню в пятьдесят второй колонии, люди радовались тому, что появилось святое место, куда можно прийти помолиться, где Господь всегда услышит человека. После этого события я, ради интереса, спросил у охранников, а ходят ли заключенные в храм? Они ответили, что ходят постоянно, для того чтобы побеседовать с Богом. Узники становятся перед иконами и открывают святым свои беды – стучите, и обрящете!”
“Невозможное человекам возможно Богу” (Лк. 18:27) – эти слова из Священного Писания напоминают нам о том, что мы не можем до конца видеть всей картины человеческого бытия, мы не можем до конца видеть всей картины человеческого бытия, мы не сможем знать, к чему приведет тот или иной поступок, поэтому никогда нельзя опускать руки, нужно бороться до последнего. Святоотеческий опыт говорит, что в служении людям необходимо ощутить себя еще большим грешником, чем те, кому ты служишь. Об этом стоит помнить не только священнослужителям, которые несут пастырское служение в тюрьмах, но и тем, кто по благословению стал катехизатором из мирян, кто берет на себя послушание православного просвещения среди заключенных.
Подобный опыт не редок в местах лишения свободы, и обоснован он высокой занятостью священнослужителей. Но выбрать людей на эту роль порою бывает сложно, ведь они, по словам апостола Павла, должны быть “честны, не двуязычны, не пристрастны к вину, не корыстолюбивы, хранящие таинство веры в чистой совести. И таких надобно прежде испытывать, потом, если беспорочны, допускать до служения” (1 Тим. 3:8-10)
Отцы Церкви не раз в своих наставлениях говорили о том, что помимо чистого сердца у катехизатора должен быть ясный ум, этот человек должен быть образованным и уметь доносить истину каждому, кто его попросит об этом. Также они говорили о том, что верующий всегда является свидетелем о Христе, и такое свидетельство будет успешным и полноценным лишь в том случае, если оно подкреплено соответствием современной действительности на всех уровнях, будь то культура или другая жизненная сфера. Церковная жизнь не терпит пауз и перерывов, она должна находиться в постоянной динамике, развитии, движении вперед.
Господь не желал видеть в человеке, Его самом любимом творении, раба, и поэтому Он наделил его безграничной свободой, которая настолько затуманила людской разум, что заставила забыть о вечности души, о том, что наступит тот день, когда Он призовет каждого из нас к себе. Созданная иллюзия, в которой материальные ценности и земная суета правят миром, рано или поздно лопается, словно мыльный пузырь. И в этот самый миг человек понимает, как далек от истины он был. Потребность в духовной поддержке сопутствует узникам всегда, даже после того, как они полной грудью вдыхают чистый воздух свободы.
“Выведи из темницы душу мою, чтобы мне славить имя Твое”,- так некогда молитвенно обращался царь Давид к Господу. Покидая тюремные стены, человек становится очень уязвимым, его путь от камеры до дома устлан искушениями, и лишь вера в Господа, стяжание благодати Святого Духа, жизнь во Христе могут удержать его от шага назад.
В Социальной концепции Русской Православной Церкви даются следующие рекомендации священникам: “Священнослужитель призван проявлять особую пастырскую чуткость в случаях, когда на исповеди ему становится известно о готовящемся преступлении. Без исключений и при любых обстоятельствах свято сохраняя тайну исповеди, пастырь одновременно обязан предпринять все возможные усилия для того, чтобы преступный умысел не осуществился. В первую очередь это касается опасности человекоубийства, особенно массовых жертв, возможных в случае совершения террористического акта или исполнения преступного приказа во время войны.
…Церковь настаивает на необходимости человечного отношения к подозреваемым, подследственным и гражданам, уличенным в намерении нарушить закон. Жестокое и недостойное обращение с такими людьми способно укрепить их на неправом пути или толкнуть на него. Вот почему лица, не осужденные по законному приговору, даже находясь под стражей, не должны ущемляться в основных правах. Им необходимо гарантировать защиту и непредвзятый суд. Церковью осуждаются пытки и различные формы унижения подследственных. Даже в целях помощи правоохранительным органам священнослужитель не может нарушать тайну исповеди или иную охраняемую законом тайну (например, тайну усыновления). В своем душепопечении о заблудших и осужденных пастыри, через покаяние узнав сокрытое от следствия и правосудия, руководствуются тайной исповеди”.